Все сказки мира


Сочинения: Серебряный век русской поэзии

Сочинение по произведению на тему: Мое открытие поэтов «Серебряного века»



    Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
    Я мечтою ловил уходящие тени,
     Уходящие тени погасавшего дня,
    Я на башню всходил, и дрожали ступени,
    И дрожали ступени под ногой у меня... ...
    Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
    Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
     И сияньем прощальным как будто ласкали,
     Словно нежно ласкали отуманенный взор.
    Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
    Рыдай, буревая стихия,
    В столбах громового огня!
     Россия, Россия, Россия —
    Безумствуй, сжигая меня!
    Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
    ... Был Иннокентий Анненский последний
    Из царскосельских, лебедей...
    Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
    Среди миров, в мерцании светил
    Одной Звезды я повторяю имя...
     Не потому, что я Ее любил,
     А потому, что я томлюсь с другими.
    И если мне сомненье тяжело,
    Я у Нее одной молю ответа,
    Не потому, что от Нее светло,
    А потому, что с ней не надо света.
    Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,— любовь. “Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности”,— писал известный литературовед П\ Н. Медведев.
    Моя душа в любви не кается —
    Она светла и весела,
     Какой покой ко мне спускается!
    Зажглися звезды без числа.
    И я стою перед лампадами,
    Смотря на близкий милый лик.
    Не властен лед над водопадами,
    Любовных вод родник велик.
    Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
    Быстрокрылых ведут капитаны —
    Открыватели новых земель,
     Для кого не страшны ураганы,
    Кто изведал мальстремы и мель.
    Чья не пъпъю затерянных хартий —
    Солью моря пропитана грудь,
    Кто иглой на разорванной карте
    Отмечает свой дерзостный путь...
    Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20-х годов XX века — акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого — “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
    Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
    Назвать, узнать, сорвать покровы
     И праздных пшик, и ветхой мглы.
     Вот первый подвиг.
    Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
    Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
    Максимилиан Волошин... Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
    И мир как море пред зарею,
     И я иду по лону вод,
     И подо мной и надо мною
    Трепещет звездный небосвод.
    Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
    Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
     Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
     Пройти по всей земле горящими ступнями,
    Все воспринять и снова воплотить.
    Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
    О камни мостовых, которых лишь однажды
    Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
    Трагична и судьба россиян:
    Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
    Из края в край, из века в век
    Гудит, ревет... И трескается камень.
    И каждый факел — человек.
    События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
    “Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
    “Списывали в расход” —
    Так изменялись из года в год
    Речи и быта оттенки.
    “Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
    “К Духонину в штаб”, “разменять” —
    Проще и хлеще нельзя передать
    Нашу кровавую трепку.
    В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
    С утра раздавали солдатам водку.
    Вечером при свече
    Выкликали по спискам мужчин, женщин.
    Сгонят на темный двор...
    ... Еще недобитых валили в яму.
    Торопливо засыпали землей.
    А потом с широкою русской песней
    Возвращались в город домой.
    А к рассвету пробирались к тем же оврагам
    Жены, матери, псы.
    Разрывали землю. Грызлись за кости.
    Целовали милую плоть.
    Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный...”
    “На дне преисподней” — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
    Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
    В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
    Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
    Может быть, такой лее жребий выну,
    Горькая детоубийца — Русь!
     И на дне своих подвалов стану
     Иль в кровавой луже поскользнусь,
    Но твоей Голгофы не покину,
    От твоих могил не отрекусь.
    Доконает голод или злоба,
    Но судьбы не изберу иной:
    Умирать, так умирать с тобой -
    И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
    Поэты “серебряного века”... Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
    Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.