Все сказки мира


Сочинения: Салтыков-Щедрин

Сочинение по произведению на тему: Типы правителей в «Истории одного города»

Тема самодержавия, как и тема собственности, постоянно была в центре внимания Салтыкова-Щедрина. Служение призраку собственности нашло свое выражение в ыромане «Господа Головлевы», особенно в образе Иудушки, а служение призраку государства обрело аналогичное, классическое воплощение в «Истории одного города», где писатель создал целую галерею самовластных правителей, которую завершает зловеще монументальная фигура Угрюм-Бурчеева.

«История одного города» дает целую галерею удивительных, как экзотические животные, правителей. С виду они кажутся людьми, но многие из них в конце концов обнаруживают свои нечеловеческую природу. Утрата правителем простых человеческих качеств – основная идея фантасмагории Салтыкова-Щедрина.

Хронологические рамки повествования достаточно условны, но в правителях временами угадываются черты реальных русских государей и других видных общественных и политических деятелей. О статском советнике Грустилове, например, сказано: «Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительностью сердца, любил пить чай в городской роще и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя несколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году». Эта биографическая справка завершена кратким замечанием: «Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год». Можно говорить об императоре Александре I как историческом прототипе Грустилова. Но Грустилов в такой же мере злая насмешка над правлением Александра II.

Ограниченность и тупоумие начальства разливаются в «Истории одного города» таким широким потоком, что на этом фоне выглядит достоверно совершенно фантастический гротеск, когда градоначальником впопыхах был назначен Дементий Варламович Брудастый, в черепную коробку которого был вмонтирован несложный механизм, способный выкрикивать два слова: «не потерплю» и «разорю». Однако это примитивное устройство не помешало Органчику, как его прозвали исправно исполнять главную обязанность: привести в порядок недоимки, запущенные его предшественником.

В галерее глуповских правителей есть одна зловещая особенность: от губернатора к губернатору все меньше в них остается от человека, все меньше нелепых, но в чем-то даже привлекательных качеств, которыми отличались правители вроде Грустилова.

Завершает же этот зверинец губернатор Угрюм-Бурчеев, который «принадлежал к числу самых фантастических нивеляторов... Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и при этом с таким непременным расчетом, чтобы нельзя было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо». Идеальный мир представлялся ему образцовой казармой. Угрюм-Бурчеев – это монументальный гротескно-сатирический образ, представляющий собой сочетание самых отвратительных, враждебных человеку качеств. Это человекоподобный истукан «с каким-то деревянным лицом», который «всякое естество в себе победил», для которого характерно «умственное окаменение». Это «со всех сторон, наглухо закупоренное существо», которому чужды любые «естественные проявления человеческой природы» и которое действует «с регулярностью самого отчетливого механизма». Если в Брудастом было лишь нечто от вещи (органчик вместо мозга), то Угрюм-Бурчеев целиком представляет собой некий бездушный автомат, стремящийся все живое вокруг уничтожить, землю превратить в пустыню, а людей – в обезличенные тени, способные лишь молча маршировать и исчезать в каком-то фантастическом провале. Вот почему Угрюм-Бурчеев – фигура не только комическая, но и страшная. «Он был ужасен» – эта фраза дважды повторяется в начале главы, посвященной всевластному идиоту.

Такой представлялась сатирику надвигающаяся эпоха. После Александра II в России начали проводиться «контрреформы», охота на вольнодумцев вошла в острую фазу. Тупая военщина порабощала умы, время Дениса Давыдова прошло. Вот почему так мрачно завершается летопись города. С высоты своего времени мы можем сказать, что антиутопическая картина, нарисованная сатириком, больше походит на советское время. Возможно, в этом сказался дар предвидения, который есть у любого талантливого писателя.