Сочинения: Лермонтов М.Ю.

Сочинение по произведению на тему: «Странная любовь» к родине в лирике М. Ю. Лермонтова

Пьеса А. С. Грибоедова “Горе от ума” знаменует собой победу в творчестве писателя реализма, точнее говоря, критического реализма. В пьесе ставятся самые жгучие вопросы тогдашней поры: положение русского народа, крепостное право, взаимоотношения между помещиками и крестьянами, самодержавная власть, безумное расточительство дворян, состояние просвещения, принципы воспитания и образования, независимость и свобода личности, национальная самобытность и тому подобное. Но сила таланта А. С. Грибоедова сказалась и в том, что почти любой персонаж его гениальной пьесы — тип широкого масштаба и одновременно портрет. Иными словами, каждый герой пьесы, являя собой типичный образ, является в то же время неповторимой личностью. Предшествующая Грибоедову драматургия уже создавала индивидуальные образы, но их индивидуальность раскрывалась преимущественно односторонне, однолинейно, схематично, в них чаще всего выражалась какая-либо одна ведущая черта характера. Развивая лучшие достижения своих предшественников, А. С. Грибоедов стремился изобразить своих героев столь же сложными, как сложны реальные люди. Драматург ломает законы комедии классицизма и вводит в пьесу действующих лиц, которые валуны не для развития любовной интриги, а для изображения избранной драматургом социальной среды, ее нравов (образы Репетилова, Загорецкого, Тугоуховских). П. А. Катенин упрекал А. С. Грибоедова в том, что в его пьесе “сцены связаны произвольно”, но тот справедливо отвечал ему: “Так же как в натуре всяких событий, мелких и важных”.
Одним из наиболее сложных и противоречивых характеров в пьесе “Горе от ума” является Софья. На наш взгляд, наиболее тонко понял этот образ И. А. Гончаров. В статье “Мильон терзаний” он прежде всего обращает внимание на сложность ее характера. Он говорит о смеси в Софье “хороших инстинктов с ложью”, “живого ума с отсутствием всякого намека на убеждения”. “В собственной, личной ее физиономии, — писал Гончаров, — прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное”. Гончаров увидел в ней “задатки недюжинной натуры”. Его вывод достаточно красноречив: “Недаром ее любил и Чацкий”. Чацкий в пьесе адресует свои речи прежде всего Софье. Именно Софью он считает своей единомышленницей. Он привык верить тому, что она разделяет его взгляды. Этой веры, по крайней мере в первом действии, не поколебали в нем “ни даль”, “ни развлечения, ни перемена мест”.
Любовь Чацкого к Софье помогает нам понять одну истину: характер героини в чем-то немаловажном под стать герою. В свои семнадцать лет она не только “расцвела прелестно”, как говорит о ней с любовью восхищенный Чацкий, но и проявляет завидную независимость мнений, немыслимую для таких людей, как Молчалив или даже ее отец. Достаточно сопоставить фамусовское “что станет говорить княгиня Марья Алексеева!”, молчалинское “ведь надобно ж зависеть от других” и реплику Софьи— “Что мне молва? Кто хочет, так и судит”.
Хотя во всем этом, возможно, немалую роль играет просто та непосредственность, неиспорченность ее натуры, которая позволила И. А. Гончарову сближать грибоедовскую героиню с пушкинской Татьяной Лариной: “...Она в любви своей точно так же готова выдать себя, как Татьяна: обе, как в лунатизме, бродят в увлечении с детской простотой”.
Для отца Софьи в книгах — все зло. А Софья воспитывалась на них. Скорее всего, именно на тех, которые были доступны и “уездной барышне”, пушкинской Татьяне — Ричардсон, Руссо, де Сталь. По ним-то, скорее всего, Софья и сконструировала тот идеальный образ, который ей видится в Молчалине.
Героиня грибоедовской пьесы, по сути, получает лишь первый жесткий урок. Она изображена в начале тех испытаний, которые выпадают ей на долю. Поэтому Софья — характер, который может быть еще развит и раскрыт “до конца” только в будущем.
Уже первые явления пьесы рисуют натуру живую, увлекающуюся, своевольную, обещающую своим поведением бурное развитие событий. Вспомним гончаровские слова о том, что в ее “физиономии прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное”. Грибоедову было необходимо наметить эти качества героини уже в первых явлениях пьесы, до того как в действие включится главный герой. Это было важно именно потому, что в контактах с ним Софья все же замыкается в себе, ускользает, и для зрителей может остаться не до конца ясной внутренняя мотивировка ее поступков.
Чрезвычайно важен для понимания образа героини пьесы ее сон. Сон, рассказанный Софьей, содержит как бы формулу ее души и своеобразную программу действия. Здесь впервые самой Софьей названы те черты ее личности, которые так высоко оценивал И. А. Гончаров. Сон Софьи так важен для постижения ее характера, как важен сон Татьяны Лариной для постижения характера пушкинской героини, хотя Татьяне ее сон снится на самом деле, а Софья свой сон сочиняет. Но сочиняет-то она его так, что в нем очень рельефно проглядывают и ее характер, и ее “тайные” намерения.
“Исторически бесспорно, — справедливо констатировал Н. К. Пиксанов, — что драма, переживаемая Софьей Фамусовой в финале четвертого акта, является в русской литературе... первым и блестящим опытом художественного изображения душевной жизни женщины. Драма Татьяны Лариной создана позже”.
Сопоставляя Татьяну и Софью, И. А. Гончаров писал, что “громадная разница не между ею и Татьяной, а между Онегиным и Молчаливым. Выбор Софьи, конечно, не рекомендует ее...”. В Молчалине она роковым образом ошибается. Вот что наносит ей жестокий удар. Так же как и главному герою, ей тоже выпадает на долю свое сердечное горе, свой “мильон терзаний”.
Постепенно втягиваясь в своеобразную борьбу с Чацким, она в какой-то момент утрачивает возможность ощущать грань, которая отделяет действия колкие, раздраженные от поступка явно бесчестного. Но может быть, именно поэтому ее можно считать одним из самых живых персонажей комедии. Софья — это не только определенный социальный тип, не только определенная нравственная модель, но и яркая индивидуальность.